Да, я знаю, я был там. Её лицо превратилось в огромный помидор, и она накричала на меня. Но я лучше десять раз опозорю её, чем случится альтернатива — рецидив или ещё хуже… самоубийство. Это убьет моего брата. Это убьет всех нас. И я видел её в самом ужасном состоянии, когда она была в ванной в невменяемом состоянии, и я часто думаю, что бы случилось, если бы я не ворвался.

Никто из нас не будет рисковать.

Коннор вздохнул.

— Я напишу ей позже. Ты, — он смотрит на меня. — Возвращайся в нашу комнату. Я не хочу, чтобы Ло узнал о ваших недо-отношениях вот так. А ты, — он поворачивается к Дэйзи. — Не позволяй Райку снова кончать тебе на лицо.

Просто, блять, отлично.

— Съебись, Кобальт.

Я агрессивно выталкиваю его за дверь, так сильно желая убрать эту гребаную улыбку с его губ. Я довольствуюсь тем, что закрываю дверь перед его лицом. Когда я поворачиваюсь, Дэйзи встает на ноги.

— С тобой такое уже случалось? — спрашивает она, её глаза поднимаются к моим.

Моя сперма на лице девушки. Нет. Никогда. И я даже не думал об этом до сих пор.

Мне так, блять, жаль, Дэйз. Я знаю, что ей это не понравилось. Я знаю, что это не то, что должно было произойти сегодня.

— С тобой, блять, первый раз, — говорю я ей.

— У меня так же, — говорит она, изо всех сил стараясь не улыбаться.

Теперь, когда Коннор ушёл, в её глазах появилась легкость, смех, который бурлит и снимает напряжение с ситуации. Я подхожу и глажу её по затылку, проводя пальцами по её волосам. Она выдыхает. Ей это нравится.

— Прости, Кэллоуэй.

— Ты мне нравишься на мне.

Я смотрю на неё.

— Не так.

— Не так, но… это был опыт, — она ухмыляется.

Коннор может не верить, что у нас настоящие отношения, но я рад, что мы начинаем именно так, чтобы насладиться всеми этими маленькими гребаными моментами, прежде чем мы доберемся до того, которого она ждёт — которого я жажду. Но, несмотря на то, что кто-либо говорит, это, блядь, подходит нам прямо сейчас.

35. Дэйзи Кэллоуэй

Я выхожу из душа мотеля, прогревшись в теплой воде перед тем, как мы начнем разбивать лагерь. С настоящими палатками, кострами и всем тем, что заставляет моё сердце трепетать от волнения. Натягивая футболку с надписью Это не Париж, я поднимаю взгляд и встречаюсь взглядом с телевизором. Моя улыбка исчезает, и всё моё тело напрягается.

На экране Сара Хэйл.

Мама Райка.

В новостном сегменте показывают фрагменты интервью из 60 Минут, которое вышло в эфир вчера вечером. Мама Райка стоит перед репортером, ее золотисто-каштановые волосы выпрямлены. Я напрягаю слух, чтобы уловить её слова.

— То, что я сделала, не было злонамеренным нападением на семью Кэллоуэй.

— Но вы продали информацию о сексуальной зависимости Лили Кэллоуэй журналам, не так ли?

— Да, но я не пыталась навредить этой девушке. Я просто устала скрывать правду. Вы должны понять, что я потратила годы, защищая неверность Джонатана Хэйла. Единственным способом разоблачить его было поставить Джонатана под прожектор. Я видела только один способ добиться этого, и я прошу прощения за то, что причинила Лили душевную боль. Но она была связана с Лореном, его сыном. Она была втянута в очень сложные семейные разногласия.

— Вы говорите так, как будто она была пушечным мясом.

— Ещё раз прошу прощения, если так показалось, — Сара делает паузу и с торжественностью смотрит на свои руки, но в её глазах есть твердость, жесткость, которая противостоит мягкости. — Как мать, я разрывалась ежедневно. Мне приходилось скрывать своего настоящего сына, и я была вынуждена вести себя так, будто Лорен мой ребенок. Я просто хотела быть свободной от Джонатана, и я хотела, чтобы мой сын тоже был свободен.

— Но действительно ли вы были вынуждены это сделать? — спрашивает репортер. — Вы подписали соглашение о разводе. Вы знали, на что идете.

— В то время я была матерью-одиночкой, молодой и растерянной. Мне было страшно, и я сделала то, что считала лучшим для своего сына.

— Райка.

— Да, Райка.

В открытом дверном проеме, соединяющем соседние номера мотеля, кто-то зашевелился. Я оглядываюсь.

Райк. Его глаза темные и устремлены на экран, как будто он смотрит уже какое-то время. Его волосы влажные от принятия душа в другой ванной. После предупреждения Коннора прошлой ночью он вернулся в их спальню. И я даже не заставила его проверить замки, прежде чем он ушел. Я изо всех сил стараюсь побороть этот страх.

Наверное, уже пора снова отправляться в путь, и я уверена, что он пришёл за мной, но его взгляд не отрывается от экрана телевизора.

Сара выпрямляется в своём кресле.

— Теперь я понимаю, что только причинила ему боль из-за соглашения о разводе.

Райк проводит рукой по мокрым волосам и проходит дальше в комнату, его взгляд падает на пол, когда он ищет на нем пульт.

— Ты не хочешь послушать, что она скажет? — спрашиваю я его, ложа свою расческу в вещмешок.

— Это гребаная уловка СМИ, чтобы выставить себя в лучшем свете.

— Почему ты так уверен? — спрашиваю я.

Райк поворачивается ко мне лицом. Я совсем не боюсь его, и не думаю, что он хочет, чтобы я боялась. Но его глаза пылают жаром, в них такой глубокий гнев, что на него трудно смотреть.

— Она говорит так, будто репетировала свои ответы. Она, блядь, не разговаривает так официально.

Я хмурюсь.

— Правда? Моя мама так разговаривает.

— Моя нет. Она эмоциональная. Если бы она была настоящей, она бы плакала или кричала. Она бы не сдерживалась и не сидела бы с каменным лицом, — он жестом показывает на телевизор. — Единственные разы, когда я видел её такой, это когда она пытается произвести впечатление на своих богатых друзей.

Это самое большее, что он когда-либо говорил о своей маме со мной. Я наблюдаю за тем, как он ищет пульт, но уже с меньшим усердием, его взгляд устремлен вдаль, пока его мысли крутятся.

— Ты скучаешь по ней? — спрашиваю я его.

Он находит на полу одну из моих маек и бросает её мне.

— Иногда, но это не имеет никакого значения, Дэйз.

Я засовываю майку в карман своего вещмешка.

— Но она твоя мама…

Я не могу представить, что больше никогда не буду разговаривать со своей. Даже если иногда мне и хочется убежать от неё, убежать навсегда звучит болезненно.

Он качает головой.

— Я не могу жить в твоем гребаном оптимистичном мире, где все добры и святы. Я видел слишком много плохих людей, чтобы поверить, что есть столько хороших.

— Но она же может измениться… — начинаю я, желая для него чего-то лучшего.

Я бы хотела взять его проблемы и облегчить их, даже если я не могу. Больно чувствовать, что я ничего не могу с этим поделать.

— Что изменить, Дэйзи? — он пожимает плечами. — Она уже разрушила жизнь Лили, — заявляет он совершенно серьёзно, но глаза у него темные. — Она разрушила твою жизнь и жизнь Роуз. И она разбила моё, блять, сердце. Всё, блядь, кончено.

Я тяжело сглатываю, в горле стоит комок.

— Она не разрушила мою жизнь, — тихо говорю я.

Райк хмурится.

— Даже не начинай, блядь.

Потому что он видел, как я кричу по ночам, видел, как я превращаюсь в напуганную девушку. И катализатором всего была Сара Хэйл.

— Я не расстроюсь, если ты попытаешься возобновить с ней отношения, — добавляю я. — Мне просто нужно, чтобы ты это знал.

Он бросает свои поиски пульта и идёт вперёд, его руки касаются моих щёк.

— Спасибо, — говорит он с коротким кивком. — Но это ничего не изменит.

Я киваю в ответ, не зная, что еще сказать.

После моего молчания его черты лица темнеют, брови хмурятся.

— Я просто не могу её простить, — говорит он мне. — По какой-то гребаной причине мне кажется, что это больше похоже на слабость, чем на силу раскрыть ей свои объятия.

— Даже если ты скучаешь по ней?